Провинциальные хроники

Родом из детства

House 5 in Belentsa Street

The provincial chronicles

(For English scroll down)

Она была высокой. Выше моей мамы. И я – маленькая – смотрела на нее снизу вверх, удивляясь, как это она не задевает своими роскошными кудрями потолок. Они, непокорные,  стояли дыбом и торчали в разные стороны.  «Анджела Дэвис…» - говорила мама мечтательно. «Одуванчик!» - думала я.

Еще у нее, в отличие от других  маминых подруг – «тети Наташи», «тети Аллы», «тети Вали», - было отчество. И тоже невероятное: Рафаиловна. Мама за глаза так ее и называла: Тома Рафаиловна. И реже по фамилии – Самойлес (в прошлом "Самойлис", написание фамилии было изменено героиней. Прим. ред.)

Я любила, когда она появлялась в нашей небольшой квартире. Бесконечно болтая, смеясь, радостно удивляясь чему-то… Цветной торнадо, праздник на нашей улице  – вот, что это было!

Сто лет с тех прошло, и детство кончилось, и мамы давно нет, и мы все как-то разбежались в разные стороны. Но Тамару Рафаиловну я иногда встречала в городе – в Томске просто невозможно не столкнуться с человеком хотя бы раз в несколько лет. И после дежурных «здрасьте!» она всегда вываливала на меня что-нибудь неожиданное: «Ирка, я сейчас в ТЮЗе! Представляешь? Приходи на спектакль!» Или: «А я нынче мотаюсь по ЖД, проводницей. Устаю, конечно, но где наша не пропадала?» Потом: «В музей перешла. Уф-ф…» И однажды: «А знаешь, у меня галерея своя. Первая в Томске! Заходи, посмотришь, поговорим…» И пока у меня медленно проходил столбняк, и я догадывалась закрыть рот, она уже улетала дальше. Только кудри развевались – все такие же непокорные.

И вдруг я наткнулась на фамилию Самойлес в проекте «Томск. Карта историй». Координаторов проекта Тамара Рафаиловна интересовала как «жительница старинного деревянного дома на Беленца,5».

«Вот эта дама, - говорю, - моя».

Давно пора было пообщаться, в конце-то концов.

Квартира-музей

И вот сидим мы на Беленца,5 в бывшем доходном доме мадам Лопухиной. Где в кружевах эркер, резные столбы и балясины на крыльце. Где 12 оконных проемов  целёхоньких с начала прошлого века.  Все стены в квартире увешаны картинами и этюдами сибирских художников. Не намертво приколоченными, а съемными. Чтоб можно было менять экспозицию – как в музее. И вещи антикварные - настоящие. Тоже экспонаты на выставке. С той лишь разницей, что Самойлес среди этого реально живет. «Боже мой, - думаю, - да как же она тут убирает? Гостей принимает, внуков? Это ведь надо бабочкой порхать, чтоб не задеть чего. Не своротить ненароком. Она, конечно, всегда была женщиной эфемерной, но все-таки…»

Мы встречаемся дважды. В диктофоне набирается несколько часов записей. Тут не статью для проекта, тут надо книгу из серии «ЖЗЛ» писать. Или авантюрный роман. А можно все вместе, «в одном флаконе». И я полегоньку-помаленьку стараюсь закруглить свою собеседницу непосредственно на деревянный дом. Раньше ведь жила в пятиэтажке на Кирова? Почему теперь – здесь? Картин столько – откуда?

- Ир, ты погоди, - серебряный уже «одуванчик» тихонько  покачивается. – Я сейчас объясню!

Хочу весь мир!

- После историко-филологического факультета ТГУ меня распределили в 18-ю школу. Историком. И классным руководителем 4 «В», где классные дамы менялись одна за другой. И вот пришла я – юная учительница. Их – сорок три человека. Орут, обзываются, дерутся. Меня вообще не воспринимают. Смотрела на них, смотрела, улыбаясь внутри себя: «Ну, детки, вы меня еще плохо знаете…» А потом встала – а я же длинная, метр семьдесят пять! Взяла классный журнал – да ка-а-к хлопнула об стол!.. Замолчали. Сели, переглядываются. Так и начали знакомиться – вместо урока истории.

«Сегодня пятница, - говорю, - завтра суббота. В шесть утра встречаемся возле школы, мы пойдем в поход. Я поведу вас в чудесные места, где водятся ящерки, лягушки, где лес наполнен разными птицами  и деревьями, осенью окрашенными... Я их вам покажу. Возьмите с собой еду, мы обязательно разожжем костер у воды, пожарим какие-нибудь сосиски или колбасу. И это будет так здорово!»

Они пришли все, до единого. Я их потащила на Потаповы Лужки – чего далеко ходить-то?

И в дальнейшем все у нас получилось, но через год я из школы ушла. Они потом за мной много лет бегали: «Тамара Рафаиловна, ну почему вы нас бросили?..» Уже взрослыми дядьками и тётьками стали, а все при встречах задавали этот вопрос. «Почему?» А я объяснила: «Дети, ну вы поймите меня. Мне – двадцать с небольшим. Моя жизнь только начинается. И надо всю себя вам отдать. Я это и делала! И поняла, что никакой личной жизни у меня не будет, моей личной жизнью будете вы. Все учителя, которых я знаю – прекрасные! – они все одиночки. А мир-то гораздо больше, чем школа».

Потом было скучное время в «Политехе». Отсидка в кабинете истории партии, где преподаватели готовятся к занятиям.

- Там меня однажды заприметил завкафедрой истории Колыванов: «Чем ты занимаешься, Тамара? Чем попало занимаешься! Давай, детка, устраивайся ассистентом, немного поработаешь – направим тебя в аспирантуру,  и будешь сразу готовить кандидатскую». Ага. Кандидатскую по истории партии. Скукота… Не для меня это все.

Кроссовки центуриона

…И тут в магазине-кафе «Белочка» - чуть ли не единственном месте в Томске, где в прежние времена можно было выпить хороший кофе, - произошла судьбоносная встреча. Расстроенную Тамару Самойлес увидел знакомый фотограф.

- «Тамарочка, - подсел, заказал кофе, - ты на себя не похожа. Ты всегда улыбаешься, от тебя такая энергия идет, ты такая светлая, кудельки твои – словно антенны! А сейчас что происходит?» И я ему жалуюсь на жизнь. А он приглашает меня в ТЮЗ, где устроился фотографом, в лабораторию свою. Показывает снимки артистов. Ребята молодые, лица у всех такие замечательные, костюмы, сцена… «Тамар, тебе надо здесь работать. Ты прямо создана для театра! – сказал он мне. – Пойдем к директору, вот прямо сейчас!»

А что мне терять? Историю партии?.. И идем мы в кабинет Александра Николаева, тогдашнего директора ТЮЗа.

Входим.  А там сидит за антикварным столом римский центурион. Клянусь тебе!.. Нос с горбинкой, тонкий. Глазищи здоровенные – голубовато-серые. Лоб хороший, пропорции лица правильные. Сидит – ноги на столе. Джинсы «левис», кроссовки «адидас», курит «мальборо». И колечки. Никогда не забуду! Дым – колечками.

- Что вы хотели?

- Мне мой друг сказал, что у вас место главного администратора свободно.

- А вы знаете, в чем состоит работа администратора? Это – «полу-проститутка… »

Я вся зарделась. Это что, я здесь продаваться буду?! Фиг тебе. Не в моем характере. Аж пунцовая стала. Он заметил.

- Где-то я вас видел. Что-то знакомое… Славу Новицкого случайно не знаете? В «Доме ученых»?

- Случайно, знаю.

И вспоминаю я, как на любительском спектакле «Три мушкетера», где я играю Анну Австрийскую, в первом ряду сидит Слава Новицкий, а рядом – нога на ногу, в этих же джинсах и только что не курит – Саша Николаев. И насмешливо наблюдает, как мы на сцене прыгаем.

- Да, я вспомнил, вы там королеву играли! Интересно. Полу-полу…

- Я все понимаю. Но вы скажите – делать-то что?

- Хм, а вы мне нравитесь! – Гасит сигарету, убирает ноги со стола. – А вы же знаете местную публику? Руководителей знаете?

- Знаю! Я много чего знаю в этом городе.

…И стала я в ТЮЗе работать. Счастлива эти два года была необыкновенно! Заместителей нет, я, как Змей Горыныч, едина в трех лицах. Успевать приходится все. Николаев, этот замечательный человек, дал мне тогда кликуху – «Ракета».

Между двух огней

- И вот, «полетела» я по административным делам в Москву, в «Театр сатиры». Сижу в кабинете такого же театрального администратора – Бориса Мазьи . И заходит к нему ПАПАНОВ. А я такая сижу на стуле. Смотрю на него: «Здравствуйте…» И он: «Здравствуйте, деточка. Боря, Боречка, всегда у вас сидят какие-то необыкновенные, необыкновенно красивые женщины! Где вы их берете, Боря?» «А, это вот – Тома, из Томска». «Тамарочка, - обрадовался Папанов, - потрясающе! Мы были на гастролях в 49-м году в вашем Томске. Я его запомнил. Деревянные кружева и белый-белый снег! Тамарочка, у меня еще до спектакля есть время. Боречка, а пойдемте в наш буфет? Может быть, расскажите мне немного о Томске, какой он сегодня?» «Конечно, расскажу!» (Дамскую свою сумку на плечо, дорожную оставляю в кабинете, и мы идем в подвальчик, где находится актерский буфет. Заходим, а там пахнет коньяком, табаком – не сигаретами, а именно табаком! И еще чем-то таким театральным, я даже высказать тебе не могу… А, кофе, кофе пахнет еще. Хорошим кофе).

«Ну, рассказывайте, Тамарочка», - говорит мне Папанов.

И «Тамарочку» понесло!.. Он так меня внимательно слушал, а я вставала, руками махала, рассказывала. То Шергина вставляю, то из Ильфа и Петрова что-нибудь возьму, или из Зощенко какую-нибудь фразу скажу. Он смеется, довольный: «Боже, какая речь!» Ему в кайф – и мне в кайф. Я – актриса в этот момент, прямо настоящая!

И в эту минуту, с другой стороны заходит в погребок Андрюша Миронов. Заходит и говорит Папанову: «А, вот ты где!» «Андрюшенька, - говорит Папанов, - тут Тамарочка из Томска про город такие чудесные вещи рассказывает. Ее послушать – ты посмотри, какая у нее "наша речь". Как она говорит – потрясающе совершенно, я никак не ожидал!»

«Ну-ну, - Миронов кофе себе заказал, от стойки, вполоборота, - сейчас посмотрим, как она там разговаривает…» Ехидно так произнес. И я – пффрр – схлопнулась. Покраснела, осела, обмякла и стала кофе пить молчком, рот заодно балыком набив. (Боже, как вкусно, и как я есть-то хочу). А Папанов: «Тамарочка, да не обращайте вы внимания, сейчас он сядет – и все поймет. Говорите мне – я же слушаю. Давайте!» Я  сглотнула этот балык, кофе "закинула". Андрюша возвращается от барной стойки и садится напротив меня: «Ну-с…» ( А я от этого «ну-с» сразу теряю весь кураж! И я вдруг вижу: у него плечи, как у меня – узенькие, и на этих плечиках здоровая голова и все лицо изъедено оспинами. Высокий лоб, глаза небольшие, но прямо сияющие. И говорю себе: «Тома, чего ты испугалась?» Я не актриса, я для них никто. Но я ведь женщина!) И говорю им: «У вас у обоих необыкновенные глаза. Они такие умные, они, наверное, сверкают в ночи, как у кошек!» Они посмотрели друг на друга. «Ха-ха-ха! Тамарочка, вы еще и шутки умеете шутить?» - говорит Андрюша. «Ну, когда приходится». И все, зажим ушел. Папанов: «Тамарочка, продолжайте, сейчас Андрюша послушает, посмотрит…» И я - про резьбу, про дуги, про сбрую лошадиную, про эуштинских татар… Ну, в общем, Андрюша раз - глотнул, два – закусил,  смотрит и слушает. В этот момент прозвенел предупредительный  звонок.  «А, - сказал Андрей, - я же первый выхожу. Толя, ты не забудь, ради бога, ты после меня через 15 минут выходишь на сцену. Тебе же переодеться еще надо. Я уже понял: сейчас Тамара тебя заговорит – и ты опоздаешь. Нет уж, давайте, ребята, потом! Короче, Боря: на первый ряд эту замечательную девочку, я сегодня спектакль играю для нее!» Папанов подхватил: «И я! Иди, Андрюшенька, я не опоздаю, все будет хорошо!» Андрюшенька умчался – кофе, стоя уже, допил, какой-то бутерброд схватил и с этим бутербродом унесся.

Папанов… Знаешь, Ир, самая лучшая музыкальная пьеса – это джаз. Потому что ее можно в любой момент  свернуть так, что мелодия будет казаться законченной. Если ты речь правильно умеешь заканчивать, то это – как джаз. И я ему сказала еще пару-тройку фраз – и остановилась. Все на сегодня.

Приехали: музей!

А дальше обстоятельства сложились так, что ТЮЗ  Самойлес пришлось оставить. И это отдельная история. Три года зарабатывала деньги проводницей на железной дороге. Маршрут - «Томск-Москва», четыре часа в столице. Можно – в «Дом актера», куда бдительные вахтерши пускали Тамару Рафаиловну, принимая за Мирошниченко. Можно - в "богатенький" (не чета томским) московский магазин за продуктами для семьи.

- Мотаюсь я по дороге туда-сюда, худая стала – как спичка! И однажды моя подруга, бывшая однокурсница, зам по науке Томского краеведческого музея Надя Сергеева (Немыцкая) мне говорит: «Самойлес, ты что, обалдела? Ты собираешься всю жизнь на этой дороге проторчать? У тебя сердце не болит? От тряски тебе не плохо?.. У меня есть место младшего научного сотрудника в отделе пропаганды. Давай, пока оно свободно. Здесь, конечно, меньше денег, но и жизнь совсем другая».

Так я попала в музей. Через три месяца стала старшим научным сотрудником, мне это показалось ужасно весело. И столько здесь было всего нового, полезного, интересного!

Я начала готовить лекцию «Деревянное и каменное зодчество Томска». Но, не сидя  в "Научке" или  Госархиве. Решила: все так делают. А пойду-ка я по домам, посмотрю, в каком сегодня состоянии задворки нашего города. И что внутри делается. В течение года обошла 637 домов. Познакомилась с кучей народа. И во время этой работы мне пришла в голову гениальная мысль: съехать из пятиэтажки (на Кирова, 46а). Совсем стало тесно в двух комнатках – мы с мужем, сын, маменька моя.

Очень захотелось найти помещение, которое мне снилось все это время.

Снились мне  мой папа и мой брат. Мы, ребятишки, сидим на нашем крыльце на Карла Маркса, 53. (Сейчас этот деревянный дом сгорел, под этим номером торговый центр). Лето. Солнце заходит за рекой, теплый-теплый вечер. Папа пришел с работы, затопил печку, затеял делать бефстроганов, а нам вынес по горбушке хлеба, намазанного маслом и посыпанного сахарком. На перекус, потому что мы оба голодные. А потом поедим – у папы картошка еще  варится, рассыпчатая такая, не то, что сейчас в магазине продают. И мы сидим, жуем эти горбушки, и папа что-то рассказывает – необыкновенно веселый, мы смеемся, и так нам хорошо, мы так счастливы!

И этот сон я вижу каждую ночь в течение года. Начинаю искать обмен. И случайно нахожу вот эту квартиру на Беленца, 5. Три комнаты, кухня. Крыльцо деревянное. Двор! (Ребенку будет просторно, маменьке спокойно). Обмен сложился не сразу. Сначала на Беленца въехал другой человек. Но ему не понравилось - и через пару недель он перебрался в нашу квартиру на Кирова, а мы – в деревянный дом.

Мечтать не вредно

- И вот однажды, после знакомства с Инной Приваловой, мы с ней зашли в кафе «Лира» - выпить настоящего, из турки, кофе. И размечтались вслух, что хорошо бы в Томске, где столько художников, столько антиквариата, - открыть свой магазинчик. В котором бы продавалось всякое прикладное: поделки, береста, вязанье, а еще – картины и старинные вещи.

И вдруг голос сзади: «Ну-ну, мечтательницы. Мечтайте! Думаете, вы одни такие? Я уже это не первый раз слышу. Вы пока мечтаете, кто-нибудь возьмет – и опередит!» Я оборачиваюсь. Вижу – художник по фамилии Загубибатько. Я его знала, он свои работы в салон «Художник» сдавал. Подсел, кофе нам купил, пирожные. Кокетничает… А я уже увлеклась:

- Нужно создать магазин такой – как лавка. Чтоб человек мог все потрогать, пощупать и чтоб чувствовал себя комфортно.

- Зачем лавку? – Не соглашается Загубибатько. – Надо сразу, чтоб галерея была! Как назовешь корабль – так и поплывет…

- До галереи надо самим дорасти. Надо внутри понять – чего мы хотим? Если речь только о деньгах – это неинтересно.

И разговариваем, и спорим бесконечно. Загубибатько нас коммерции учит, объясняет, что лучше продаваться будет. Через месяц я задумываюсь о том, что надо делать документы, создавать юридическое лицо.

Под эту «лавочку»

А в 1991 году на Набережной, в здании «Славянского базара» открывается моя лавка «Частная коллекция». Под крылом «Центра семьи» и пока что без арендной платы. Ассортимент складывался из разных источников. Во-первых, кое-какие антикварные вещи народ сам приносил. Кое-что мы вывозили, у кого-то выкупали, кто-то отдавал даром.

Во-вторых, я договорилась с томскими художниками. Явилась однажды на их собрание в «Союз художников». Послушала – пришла в ужас. Переругались все. В конце концов, Дюсметов – тогдашний председатель «Союза» - призвал к порядку: «Мужики, хватит орать. У нас тут есть гостья, и она хочет сказать вам очень немаловажное!»

Я встаю, красная, как рак:

- Послушайте, братцы, вы меня удивили! Я понимаю, вы себя  чувствуете выброшенными на дорогу жизни. Раньше вами государство занималось, сегодня – никто. Сегодня – сами выплывайте, как хотите. Но знаете, я создала арт-предприятие. Приносите свои работы. Позвольте прийти к вам в мастерские, выбрать картины. Подписать с вами договор и попытаться их продать. Честное слово, вы не пропадете, и у вас будут деньги. Я не хочу, чтоб вы чувствовали себя ненужными. Вы – художники, ваши произведения – "наше все"- для Томска!

Им стало интересно. Двое сходу пригласили меня в свои мастерские. И вот, стала я ходить по мастерским, отбирать работы. Поодиночке художники оказались потрясающими, необыкновенными людьми. Талантливые, много понимающие, много видящие в жизни…

Но на дворе – девяностые. Томичи произведения искусства и антиквариат покупать не спешат. Однако,  в «Частную коллекцию» заходят, любопытствуют. То Вова Бурковский (хозяин ресторана «Славянский базар») своих гостей приведет; то городские власти, приехавшего на гастроли в Томск Олега Табакова пригласят;  то губернатор  Виктор Кресс с представителями американского правительства придет. Проходили у нас заседания клуба  краеведов "Томская Старина". Актеры, писатели, поэты захаживали... Существовали, в общем, потихоньку. Но, в конце концов, все-таки встал вопрос об арендной плате. Мадам Музейник, руководитель «Центра семьи»,  прямо заявила: «Самойлес, плати или съезжай». Что делать? Платить нечем, съезжать некуда. Иду к заму Кресса, Анатолию Габрусенко. У нас милые, симпатичные отношения. «Слушай, - предлагает Габрусенко, - пойдем к Виктору Мельхиоровичу и все решим». Приходим к губернатору. Я и рта не успеваю раскрыть, а Габрусенко уже все объяснил и просит шефа: «Позвони Музейник, скажи, чтоб не выгоняла». Кресс набирает «Центр семьи»: «Знаете, у вас там Тамара Рафаиловна стоит со своей лавкой, вы, пожалуйста, месяца три не трогайте ее, мы попробуем ей другое место найти».

Она отвечает «да», я обещаю искать себе новое место.  Выхожу от губернатора, иду  к себе, в «красный дом». На пороге – Музейник, руки в боки: «Короче, стоишь здесь месяц, и чтоб Ельцин мне не звонил!..»

Прекрасный юмор, на мой взгляд. Хохочу! И тоже – подбоченясь: «Надо будет – и Ельцин позвонит!»

Кочевая жизнь

- Новое пристанище нашлось в подвальчике во дворе магазина Володи Суздальского "Букинист".

Хорошее, интеллигентное место. И снова без аренды.

Мы оборудовали этот подвал, ремонтик сделали, кто-то мне принес  настоящие музейные витрины, а сын нашел в этом  дворе бездомную кошку. Трехшерстную! Она вскоре полюбила спать на витринах, подогретых  лампами. Когда посетители хотели что-то посмотреть, они просто аккуратно ее сдвигали, а потом возвращали обратно. Кошка, можно сказать, была нашим символом. Символом первого в Томске арт-предприятия!

Два года мы счастливо прожили в этом подвальчике. И вдруг скоропостижно умирает приютивший нас бизнесмен. Приходит ко мне его заместитель: «Тамарочка, знаете… Алеши не стало… У нас проблемы… Аренда… Два месяца вам, чтобы найти другое помещение и съехать».

Я забрала кошку к себе домой и стала искать новое место. Было еще два места, но, в итоге, мы очутились в помещении бывшей городской Думы (угол переулка Нахановича и проспекта Ленина). Разместились в двух зальчиках: в одном антиквариат, в другом – современное искусство.

Между тем,  идет 92-й год, 93-й… И никто ничего не покупает. Жуть прямо. Дефолт, деньги с бешеной скоростью обесценились, ничего не стоят. Да еще их и нет!

Я придумала устраивать выставки-продажи прямо на улице, возле  остановки, где Театральный сквер. Очень было красиво. Люди подходили, смотрели – самовары, предметы искусства, картины. Все яркое, притягательное… Всегда вокруг собиралась толпа. Но по-прежнему никто ничего не покупал.

«Мы поедем, мы помчимся…»

- Никак моя затея не окупалась, пока однажды в районе Главпочтамта ко мне не подошла  познакомиться некая барышня с отделения журналистики ТГУ: «Я о вас столько слышала! Моя подруга, Агашкина, делает о вас передачи. Я от вас в таком восхищении. Возьмите меня на работу».

Оля Цилева была не только красивой, но еще и обладала практическим умом. («Я родом из Душанбе, я знаю, что такое торговля, я ею просто пронизана. Я помогу вам раскрутиться»). Посмотрела она на наши уличные выставки и говорит: «Тамара, что вы здесь сидите? Вы это для красоты делаете, для людского любопытства. Деньги вы не зарабатываете. На фига это надо?.. А вы знаете, что руководители «нефтянки» картины друг другу дарят? Я делала про них репортаж, я видела. Давайте съездим с этим всем в Стрежевой?»

Мы собрали картины – и поехали. Стрежевой стал отправной точкой - с него начались наши скитания по северам. Ольгина идея оказалась плодотворной: мы привозили и продавали целые выставки.

Один случай в Сургуте мне особенно запомнился. Пробивались мы с нашими картинами к одной руководящей даме – главе «Сургутнефтегазбанка» Евгении Непомнящих. Пришли в банк. Ее секретарь-референт  нас встретила и предупредила: «Девчонки, она вас не примет. Непомнящих – хозяйка, вы для нее – челноки». Спасибо ей – все-таки помогла нам попасть в кабинет к начальнице. ( А у нас - живопись. И скульптура в пакете, одна ручка оторвалась. Видок, в общем, достаточно… простецкий).  Непомнящих сидит за столом,  что-то пишет. И поднимает на нас глаза… Видела, когда-нибудь, как змеи смотрят? Сейчас сожрет. У нее только что зрачки не вертикальные.

- У вас три минуты. Что вы хотели?

- У вас, - говорю, - столько работы. Какой-то же перерыв в ней должен быть? Отдых? Вот, посмотрите. – И достаю работу Светланы Панаркиной. (Вертикальная, 50 на 70. «Черемуха». Каждая веточка, листочек-череночек выписаны натурально. Гиперреализм, так называемый).

И тут ее взгляд меняется. Теплеет, человеческим становится:

- Боже мой, красота-то какая, а? Вы – откуда?

…Потом ее вице-президент на нашу выставку приходил. Не только «Черемуху» забрал, как было велено, а всю выставку купил. И отношения сложились. В дальнейшем было так: мне звонили,  я составляла экспозицию, мы везли ее в Сургут, где у трапа нас уже встречала машина банка.

Мы побывали в Стрежевом, Нижневартовске, Нефтеюганске, в Новом Уренгое и Ханте-Мансийске, Когалыме, Лангепасе, Мегионе, Радужном. Объехали все города и городки Кузбасса, много раз бывали в Новосибирске (в Германском  консульстве и Представительстве Президента по Сибирскому округу), Тюмени, Самаре, Москве.

И каждый раз, когда мы куда-то попадали впервые,  мы не знали, где мы остановимся, куда поставим выставку, не знали, с кем будем работать. Ехали в никуда. А потом оказывалось, что мы везде нужны. И привозили мы выставки сибирских авторов, с рассказами о Томске, а не просто из-за желания продать.

Лет пятнадцать продолжались странствия по северам. А потом эти сполохи закончились. «Генералы" нефтегазового комплекса перестали покупать выставки целиком. Невыгодно стало ездить. Иногда я вспоминаю эти колыхания по городам и весям родной Сибири и думаю – неужели все это со мной было?

Долгая дорога к дому

В 2003-м я организовала "Гостиную" и "Лавку томского купца" в «Музее истории Томска». В 2006-м, благодаря поддержке 60 компаний, открыла "Томскую Гостиную" в бывшем Томском художественном фонде на Карташова, 12 а. Так получилось, что с подачи моего друга Эдуарда Литвина я первая в Томске стала выставлять работы молодых художников. В 2014-м году мы переехали на Ленина, 1 в помещение  во дворе "Гостиного двора", где и оставались до мая 2019-го года.

Мне уже хотелось чего-то большего, чего-то основательного. В Томске же галереи ни у кого нет. Есть некий арт-рынок, который только начинает складываться. И каждый из нас, кто занят этим делом, свой кирпичик в строительство этого арт-рынка укладывает. Каждый – по своим понятиям, по своей внутренней культуре. Галерея – это когда галерист договаривается с художником, «раскручивает» его, и имя художника становится известным вместе с именем галериста.

…Тамару Самойлес поддерживали и помогали. Кого-то подкупал ее заразительный энтузиазм. Кто-то проникался идеей. Кто-то просто сочувствовал.

- Бывали периоды бедности – такой, что даже на проезд не наскрести, - вспоминает Тамара Рафаиловна. - Женщина одна с Плехановского рынка (она и сейчас там торгует), мне то помидорку, то морковочку, то пару картошек постоянно подсовывала… Без денег, просто так. Не было их у меня. Я ей потом картину Бовчарова подарила. Яркую такую. Она была счастлива: «Боже мой, мне такого подарка никогда в жизни никто не сделал!»

Мир не без добрых людей. И бизнесмены «на постой» пускали, снижая, насколько возможно, арендную плату. Но каждый раз переезд на новое место заканчивался одним – художественные произведения оказывались не слишком рентабельны, и Самойлес просили съехать. Помещения требовались для чего-то более выгодного. И вот наступил день, когда нужно было  снова освободить площади, а перебраться было некуда.

- И я перевезла все картины домой, на Беленца. Кум приделал направляющие на стены – как в музее – и я их развесила. Теперь экспозицию можно было менять. А дальше что?

Я поняла, что из моей квартиры в доме 1903-го года постройки можно сделать квартиру-музей и устраивать в ней "квартирники". С разными темами, посвященными нашим людям и истории нашего Города. 

Здесь ведь раньше снимал квартиру подпоручик легкого дивизиона Семейкин с супругой-католичкой. И их метрики и свидетельства мы нашли под розеткой, когда ремонт делали. Оттуда бумажки полетели. Я была на кухне, когда мой племянник вдруг закричал: «Тетушка, тетушка, иди сюда скорей!» Я все бросила – прибежала. И последний листик – казначейский билет на 500 тысяч рублей – упал к моим ногам. Как привет из прошлого, из 1919 года…

«А ты все это в музей унесешь?» - Спрашивает меня племянник. «Дим, нет, - отвечаю. - Сейчас объясню, почему. Я к музею очень хорошо отношусь. Но я люблю, когда вещи ЖИВУТ, а не просто являются анахронизмом. Их место – здесь. И я хочу в этом существовать. Поэтому я все эти документы оформлю в рамочки и повешу так, чтоб солнце на них не падало, чтоб не выцветали. И будут они здесь висеть – и радовать мне душу».

Here we are sitting in House 5 in Belentsa Street, which was a former tenement house with a laced bow window, carved pillars, and balusters on the porch. It belonged to madam Lopukhina. Here we see 12 window apertures well-preserved from the beginning of the last century. Every wall in the flat is covered with paintings and sketches made by Siberian artists. They are not permanently attached but portable so that it would be possible to change expositions, like in a museum. Antique things are genuine. They also serve as artifacts of this exhibition. But the difference is that Tamara Samoiles lives surrounded by them.

“In 1991, I opened my shop Chastnaya Kollektsiya (Private collection) affiliated with Tsentr Semyi (Family Center) and didn’t have to pay rent. The range of products originated from different sources. People used to bring us some antiques. We brought some things, bought or got for free.   

“I arranged it with Tomsk artists and once came to their meeting in the Artist Union. I got horrified listening to them. All of them got scared. In the end, Dusmetov, the head of the Union back then, called everyone to order, “Guys, stop shouting. We have a guest here, and she wants to tell you something quite important!”

I stood up blushing, “Listen, guys, you surprised me! I understand that you feel neglected. Before, the state took care of you, and now nobody does. Today you have to survive by yourself. But you know, I created an art-enterprise. Bring in your works. Let me come to your workshops, choose paintings, sign agreements with you, and try to sell your art. You won’t be in trouble, you’ll have money. Take my word for it. I don’t want you to feel useless. You are artists and your work means so much to Tomsk!”

“In 2003, I organized Gostinaya (Living Room) and Lavka Tomskogo Kuptsa (Shop of a Tomsk Merchant) in the Tomsk History Museum. Through the courtesy of 60 companies, I opening Tomskaya Gostinaya (Tomsk Living Room) in 2006 again in the former Tomsk Art Fund in house 12a in Kartashova Street. It happened so that on the tip from my friend Eduard Litvin, I was the first one in Tomsk to exhibit works of young artists.

“Nobody has a gallery in Tomsk. There is a kind of art market that has just started to form. A gallery means a gallerist agrees with an artist, promotes him or her, and the name of this artist becomes famous together with the gallerists name.”

Tamara Samoiles got help and support. Some people were moved by her enthusiasm, some got inspired by her idea, some just sympathized with her.

“I understood that it’s possible to turn my flat in the house built in 1903 into a memorial flat and organize art shows dedicated to different topics, or our people, or the history of our Town.

“The second lieutenant of light battalion Semeikin rented a flat here together with his Catholic wife. While doing renovation works, we found their certificates of birth and other documents under the plug. Different papers started falling out of it. I was in the kitchen when my nephew suddenly shouted, “Auntie! Come here fast!” I immediately ran in, and the last paper which was a bank note of 500 thousand Rubles fell to my feet greeting us from the past, from 1919…”

Text: Irina Astafyeva

Photo: Yelena Maisheva