Деревянный дом лучше 

A Wooden House is Better 

(For English scroll down)

Деревянный двухэтажный дом на улице Белинского, 3 построен в 1947 году. Возникает ощущение, что его переместили из прошлого и забыли вернуть обратно в свой век. Вокруг каменные здания, и лишь один древний житель улицы выглядывает из-за небольшой  изгороди. Мы с фотографом Аленой стоим у забора, калитку нам открывает невысокий, улыбчивый, бодрый мужчина. Николай Николаевич настоящий «гений места», он прожил здесь всю жизнь и знает каждую половицу и каждый гвоздик старого дома. Вместе с гостеприимным хозяином мы осматриваем двор и заходим внутрь.

Как мы узнаем позже, этот дом сменил множество жителей: партийную элиту, медиков, рабочих. А наш герой Николай Николаевич –  старожил этого дома. Он родился и прожил всю свою жизнь на Белинского, 3.

Наш герой провожает нас на кухню, наливает кофе, угощает манником, который сам приготовил, и рассказывает истории своей жизни и дома.

Сейчас здесь разные люди собрались, кто откуда 

- Когда я был маленьким, в этом доме партийная элита жила. В общем, такие люди, которые ни в чем не нуждались. Шварцкопф у нас жил (Николай Николаевич считает, что это родственники владельцев той самой фирмы « Щварцкопф »),

 Вейсман – кинорежиссер, Кухарев – партийный, Тимаков - профессор. Отец мой был правой рукой главы города Томска. Он всю жизнь был партийным работником, сначала военным, потом главкомом партии. Ни у кого велосипедов не было, а у нас были.

 

Раньше вокруг стояли только деревянные дома. Потом нас обстроили. Тут вот профессор жил. Они в подвале обедали, у них был двухэтажный дом. Я маленьким, на велосипедике на трёхколёсном к нему в окно въехал и на стол приземлился. Отец мой сильной шишкой был, поэтому мне все позволялось.

Сейчас здесь разные люди собрались, кто откуда. Мы раньше, как одна семья жили. Никто друг с другом не ругался. Выходили на улицу, стол соберем полностью и гуляем. А сейчас другими все стали, живут по-тихому, не высовываются лишний раз.  Вот снег, сейчас зима настает, никто не хочет ни в ограде чистить, ничего. Раньше субботники были, выходили, весело было. 

Люди практически и не общаются. Ну как, они ко мне обращаются - как к старшему дома. Вот, добился, чтобы подъезд отремонтировали, покрасили. Честно говоря, я один толкаю этот дом. Даже шум какой-то, или забрели наркоманы, например, в ограду — все боятся выйти. Я выхожу, начинаю их шугать, они, как мыши, прячутся.

Все равно тянет сюда

-  Щварцкопфы и Вейсманы уехали за границу. Потом Кухарев. Тимаковы жили, у них была одна дочь. Она Московский университет окончила, а сейчас Тимакова возле Путина всегда ездит, это тоже с этого дома. (По мнению Николая Николаевича, это та самая Наталья Тимакова, которая долгое время была пресс-секретарем президента). Из-за границы приезжают ко мне, чтобы посмотреть, как и что здесь. Все равно тянет сюда. Молодость провели здесь. Но никто не возвращается надолго. 

*Примечание:  достоверность проживания  Шварцкопфов , Вейсманов, Тимаковых в доме на Белинского, 3 установить не удалось. В своих поисках мы обращались к Архиву Томской области, к проекту библиотеки Пушкина «Томск. История в лицах» и к книге «История названий Томских улиц».  

Только у меня одного печка есть

- Не, в деревянном доме лучше жить, во-первых, он теплее и дышится лучше. Не знаю у кого как, мне нравится.

Печку я не стал выкидывать, у меня стояк остался. Если даже какая авария, дрова всегда в запасе. Только у меня одного печка есть. Остальные все выкинули из-за одного квадрата. Зачем? Один квадрат ничего не меняет. Зато я протопил - у меня в зале, в коридоре, в спальне тепло.

А еще, вот видишь, какое зеркало себе забабахал. Этой рамке 150 лет. Там еще газеты дореволюционные были. Я заказал, мне принесли. Хотели выкинуть, я его отреставрировал, зеркало заказал. Такие вещи нельзя выкидывать.

Чего-то он нашкодил 

- В старых домах есть обязательно домовые. Я тебе даже могу рассказать случай. У нас был сибирский кот, здоровый такой. Дырка в подполье была сделана в зале. Мы сидели в зале. Кот подошел, спустил хвост вниз в дырку. А потом с диким воем начал когтями рвать пол, вырваться оттуда. Он и зацепиться хвостом ни за что не мог. Даже, например, крыса бы схватила, он эту крысу выдернул. А он не может хвост вытащить, и все тут. Бабушка или кто-то подскочил к нему, его отпустили. На следующий день кот пропал. Ушел на улицу и больше не вернулся. Чего-то он нашкодил, что  домовому не  понравилось - и все. 

Призраков нет в нашем доме. Но, когда мачеха умерла у меня, она бабушку тревожила. Я у бабушки сидел в комнате, чай пили, туда-сюда, телевизор смотрели. Раз в окно кто-то постучал. Она говорит: «Это душа матери». А на улице снег лежал. Я же специально утром вышел, дай-ка пойду, посмотрю – ни следов, ничего нет. Как раз дней 10, как она умерла. По поверьям 40 дней душа ходит по земле. Она даже как-то ей показалась. А меня не, не тревожила.

Мою историю рассказывать – ничего хорошего

- Был пионером, на торжественных линейках стоял. После этих линеек меня мать наказывала из- за того, что галстук не носил. А я все равно не стал. Отвращение какое-то было к этой показухе. А че, действительно так. Да у меня и друзья были - оторви и выбрось.

Если мою историю рассказывать – ничего хорошего (сбавляет тон Николай Николаевич). В молодости ошибку сделал, погнали по лагерям. Мы  шебутные  были в молодости. Отец умер скоропостижно. Помогли, короче, праведник был. Что, раньше не воровали? Воровали, конечно. А он: «Мне не надо, машину не надо, ничего не надо, я как все люди буду». Да, дурак, конечно. Нужно было обеспечивать, так, чтобы дети были упакованы. А он - наоборот.

Мне 12 лет тогда было. Мать работала главным бухгалтером на « карандашке». В 16 лет пошел работать, она сказала: «Денег  твоих  мне не надо, я тебе еще сама помогу. Трать на себя, что хочешь, то и делай». 

Компания, туда-сюда. На первом Томске подрались, четырнадцать пострадавших, а нас всего четыре человека было. Мы всех отхлопали. Меня забрали, я друзей не стал за собой тащить. И пошло, и поехало. Как оно в молодости бывает. А потом вышел, как говорится, наша власть старалась мне подножку подставить, чтобы за мной не следить, а лучше упрятать туда. Прав не прав, все равно. Это система. (Николай сделал небольшую паузу, на секунду задумался). Ну, да, много: пятнадцать лет с лишним. Я так и смотрю сейчас: никого не боюсь.

Я живу как в деревне в центре города

- Ты встань и посмотри (Николай Николаевич подходит к окну и с гордостью показывает нам свой садик). Этот садик я полностью обихаживаю сам. Вон у меня мангалы стоят. Центр города: захотел – шашлыки пожарил, захотел – отдохнул. Пришли друзья, сели в беседку, музыку включил, в нарды погоняли, кто хочет - выпьет. Никому не мешаем. А у них этого нет. Куда мне ехать-то, а? Эти, в элитных домах, давятся слюнями. Они, что, на балконе жарить будут?

Мне Женя говорит: «Николаич, а ты никого не боишься? Каждые выходные шашлыки жаришь, отдыхаешь». 

Я говорю: «Я никому не должен и не обязан. Наоборот, пускай меня боятся».

«Че, в садик пойдем»? 

Вот, качели. Садись попробуй. Аналогов нет в городе. Сам изобрел. Я только увидел такую на Красноармейской, в “Строительном дворе”. Зашел, посмотрел: 26 тысяч стоит, там ни подвесных потолков, ничего нет. За что платить? Я подумал, что сам за два дня сделаю. За три дня сделал. Так эта  качеля  у меня оценивается в пятьдесят тысяч. В квартире такую не установишь, не посидишь. Да и купить не купишь, дорогая ерунда. Две тонны весит. 

А вот тут зажигаешь розовый горит, а тут все мигает разноцветно. Когда свет включаю, все в огнях. 

Про беседку я вообще молчу, еще дороже. Это я все своими руками сделал. Бар этот тоже сам, подвесной потолок, лампочки стоят, бра висит, сосульки, как падающие капли. Все, как полагается. Никто сюда не заходит. Даже, смотри, «ловец снов» повесил. (Смеётся) Летом розы цветут. А зачем эта картошка? Её всегда купить можно, чем в земле ковыряться. Сиди, отдыхай, тащись.  Сарай

 утепленный есть, там у меня тоже и музыка, и диваны. Капитальный погреб есть. Я живу, как в деревне, в центре города.

Судьба свела нас

- Как я познакомился с женой? Встретил я женщину, понравилась мне. У нее был здоровенный бугай мужик – татарин под два метра ростом. Обижал ее сильно. Когда молодая была, на работу приходит: под одним глазом всходит, на другом поспевает. Я взял ее под своё крыло. И сказал этому бугаю: «Я тебе весь жбан разнесу, с одного места оторву и в заднее место вставлю». Он быстро сдался. А куда он денется? Жить-то всем охота. И все, судьба свела нас. Уже 25 лет вместе. За все время ее ни разу пальцем не тронул .  Поднял ее детей, ребенок совместный один, у всех уже свои дети. Так что, все довольны, все радостны.

У меня традиция  такая

- Я человек нежадный. Знаешь, есть пословица такая: «Лучше дай  сам,  это

  потом вернётся». У меня что спрашивают, я делюсь, и со мной тоже. Как говорится: «Бог и мне дает, и людям тоже». Ну и хорошо!  

Рядом с нами живет инвалид, ребенок маленький. Если выпекаю что-нибудь, каждый раз заношу ребенку этому, то яблоки, то виноград, то печенье, то еще что-нибудь. У нее синдром дауна, и то, когда я захожу, она меня видит, в ладоши хлопает, улыбается, лезет ко мне. Понимает все. Так она прямо радостная вся. Безвинный ребенок, судьбой обиженный. А если мы это не будем почитать, то кто будет? 

Каждую субботу, например, или в воскресенье, или в пятницу пеку пирожки, беляши. Даю соседям за упокой родителей. Соседям заношу, а они говорят: «Слушай, Николаич, а ты нам зачем?» Я говорю: «Ешьте, мне не жалко, заодно родителей помяните». У меня традиция такая. Мама каждую пятницу или субботу стряпала, ну и я также её традиции придерживаюсь. Давай ближнему, тебе вернется все равно.

The wooden two-story house number 3 in Belinskogo Street was built in 1947. There’s a feeling that somebody moved it from the past and forgot to bring it back to its century. Brick buildings surround it, and only one ancient street dweller peeps out from behind the short fence.  

When I was small, members of the party elite lived in this house, meaning people who lacked nothing. Schwarzkopf lived here (Nikolay thinks that he was a relative of the owners of that very Schwarzkopf company), film director Weismann, party member Kukharev, and professor Timakov. My father was the right hand of the leading figure in Tomsk. He was a party official for all his life: first, a military man, then the party’s commander-in-chief. Nobody except for us had bicycles.

Before, only wooden houses surrounded us. Later, other buildings were built up. Here, a professor lived. They had a two-story house and used to have their lunch in the basement. Once when I was small, I crashed into the window riding on my three-wheel bicycle and landed on their table. My father was a big boss that’s why everybody was easy on me.

Photo: Alyona Palekhova. Text: Yulia Plekhanova