На перекрёстке трёх дорог

House 60 in Gorkogo Street

At the Intersection of The Three Roads 

(For English scroll down)

Этот дом обращён тремя сторонами на разные улицы: Татарскую, Максима Горького и Базарный переулок. Выходы-входы тоже с трёх сторон. Красивым дом не назовёшь - нет в нем особенной архитектуры или изящной деревянной резьбы, которой богат район Заисток. В начале прошлого века здесь располагалась шорная мастерская Филиппа Андреевича Кротова. Второй этаж был хозяйский, а на третьем комнаты сдавались жильцам. Имелся большой двор для размещения конюшен и каретных сараев. Все в кротовском доме было надежно и практично, все подчинялось конкретным нуждам владельца и его постояльцев. Желающих воспользоваться услугами шорников было немало: от Московского тракта бесконечной чередой двигались торговые и переселенческие обозы. Непримечательный своей «внешностью» дом все же заметен на этом месте, как камень на перекрёстке трёх дорог - все пути в него упираются и расходятся дальше.

Красота с разрухой рука об руку

Так в 1996 году в него именно «уперся» путь двух художников-кемеровчан Николая и Татьяны Коробейниковых.

История вселения в дом на Горького, 60 вышла у супругов стремительной и несколько авантюрной. Началось с пустяка: Коробейниковы случайно встретили в поезде своих сокурсников-томичей. В разговоре обмолвились, что «подумывают переехать в Томск». Услышали в ответ: «А у нас сосед как раз квартиру продает».

И завертелось!

- Мы решились, приехали, отдали задаток – просто так, даже без документов, - вспоминает Татьяна Сергеевна. – Продали все в Кемерово и переехали в Томск, старший сын здесь пошёл в первый класс.

Так Коробейниковы стали владельцами двух комнат и холодной веранды в доме на Горького, 60.

«Когда соседи погреб копали во дворе, они находили много всего лошадиного: подковы, специальные штуки какие-то… Здесь же много было связанных с лошадьми мастерских. Мы однажды нашли табличку с надписью: «Здесь жил купец такой-то, поставщик лошадей его Императорскому Величеству».

Вспоминая первые впечатления от Заистока 90-х годов, художники говорят, что вокруг была разруха. Местные жители боялись (а некоторые, напротив - надеялись), что деревянные дома в скором времени сломают или сожгут, построят новые, а их переселят в благоустроенные квартиры. Поэтому вкладывать силы и средства в сохранение «деревянной красоты» многие не видели смысла.

- Большинство людей не хотели оставаться в деревянных домах. А мы, наоборот, стремились именно в деревянный. Это же красота! Потратили очень много времени и денег, чтобы его восстановить. Начали «сверху» - с утепления веранды, сыну нужна была комната. А потом «прокопались» в подвал, - смеется Николай Николаевич.  – Семья росла. Получается так, что когда следующему ребёнку нужно было выделить место, мы его тут находили.  

«А вот этот наличник я нашёл на улице. Многие выбрасывали, когда пластиковые окна ставили, а я таскал их и ремонтировал, красил и приспосабливал под что-то в хозяйстве».

- Дом под себя прилаживали, меняли, - продолжает Николай Николаевич, - больше двадцати лет здесь живем, и ежедневно надо что-то делать: то - почистишь, то – покрасишь… И каждый год требуется какая-нибудь большая работа. Этим отличается дом от квартиры. Раньше художникам жилось легче: были калымы, заказы хорошие, а если денег не было, то приходили друзья и так помогали. Сейчас это не принято, все за деньги делается, а их не хватает. В доме всегда есть планы, и что-то хочется доделать, улучшить – и это никогда не кончается. 

«Там, где сейчас кухня, стояла огромная печь, - продолжает экскурсию хозяйка. -  Она очень много места занимала, и мы разбирали ее долго, но так и не разобрали до конца, потому что под ней был мощный фундамент. Его удалось разбить, только когда вызывали специальную машину с компрессором».

Подвал, отрытый заново

С подвалом, куда «прокопались» Коробейниковы, вышла целая эпопея. Он был завален землей и мусором под самый потолок. Сырой, темный. Никто не верил, что здесь можно сделать нормальное помещение.

- Говорили, что когда-то Лигачев распорядился засыпать все подвалы, чтобы там не селились бомжи, - продолжает историю благоустройства Татьяна Сергеевна. – Мы два года приводили его в порядок, КАМАЗов пять земли, наверное, вывезли.

- А когда мы обустроили в подвале одно помещение, то из-за бывшей соседской кладовки полезла плесень. Ею сосед не пользовался много лет, там был завал… Расчистили. Теперь здесь хорошая комната. Оставили только печку, ее убирать нельзя, она потолок держит. Тронешь – обвалится. И еще два месяца я вывозил грязь, постепенно прочистил старый выход на улицу. Ступеней к нему не было, пришлось вырубать их в земле и выкладывать плиткой.

В этой многолетней работе проявилось еще одно очень существенное отличие дома от отдельной квартиры: им нужно заниматься целиком. 

- Если кто-то в одном углу что-то делает, а в другом все заброшено – крыша прохудилась, в щелях птицы завелись, - ничего путного не выйдет. Все равно обрушится, - уверен Николай Николаевич.

«Дом – это про свободу»

Только в доме можно каждый раз открывать что-то новое. Если живешь в квартире, ты ограничен замкнутым пространством и никуда не денешься. А дом, как луковица: почистил один слой, а за ним другой открывается. И здесь можно достраивать, переделывать, менять это пространство как тебе хочется.  Мир вокруг нас – он такой, какой есть. А здесь… Ты заходишь в дом – и тут другой мир, и ты можешь сделать его таким, каким хочешь. Дом – это про свободу.

Вот эта картинка на стене - это я пробовал разные виды штукатурки и краски, когда были калымы на оформление ресторанов и роспись стен. Нужно было посмотреть, какая будет лучше ложиться и дольше держаться.

И все-таки было время, когда художники хотели уехать из Томска.

- Вот, бывает, думаешь: «надоел Томск, такой он...городок в табакерке», - признается Татьяна Сергеевна. -  Здесь нет нормальной среды художественной, как в больших городах, продать картины можно только за «три копейки». У нас покупают в основном из других городов или иностранцы. И уехали бы, если б не дом. Дом держит, жалко бросать. Мы здесь живем уже, кажется, только из-за него. 

«Время уходит...»

Николай Коробейников вспоминает:

- Я первые годы, как сюда приехали, рисовал все вокруг. Да и все годы, что здесь жили, всегда находил, что порисовать. Один раз прямо из этого окна соседний дом рисовал. Но сейчас уже меньше стало таких домов, за эти годы многое разрушилось, сгнило, я это вижу. Что-то делают, конечно, - вот этот дом на Тверской будут строить заново (показывает репродукцию картины в альбоме), а вот этот сгинул, он остался только у меня на картине «Потерянные цивилизации». И много таких мест, которые я рисовал и помню каждую черточку, каждый загогульку, а теперь их нет. Время уходит... 

Вслед за солнышком

Когда случился приступ со мной, это здесь, дома было. Инсульт. Не стало речи совсем, мысли были, но как их сказать - не знал. Буквы не понимал. Восстанавливаться стал так - сначала просто смотрел на солнце. Думал только про солнышко. Вот здесь, во дворе, никуда дальше не ходил, наблюдал, как солнечный свет появляется, как он меняется и как меняет все. Теперь я понимать стал свет по-другому, как его понимают дети, до того, как они что-то узнали от взрослых. Наблюдал за маленькой внучкой, слушал, как она говорит и постепенно вспоминал слова. Но слова в голове появлялись, а на языке еще нет. Постепенно я понял, что могу рисовать, хотя говорить еще не мог. Я начал рисовать по-другому. И я понял что-то такое про свои старые картины, чего не понимал раньше.

Странно, что ты как будто очистился и открыл самое главное заново. И все, сиди, работай. Пока солнце, надо работать. Успеть сделать то, что мне открыто сейчас. Время уходит... 

Пока солнце... Многие живут без света и не думают о нем. Художник нужен, чтобы показать им то, что они сами не увидят никогда, может быть. Раскрыть свет, который есть в душе через свет, который снаружи. Открыть радость, которая дана всем изначально. А я всю жизнь чувствую солнце и иду за ним. Это не в прямом смысле о солнце, а вообще, о космосе. 

И вот вдруг оказалось, что мне будет шестьдесят лет и 7 ноября у меня большая юбилейная выставка…

(Живопись, графика и «литая бумага» - авторская технология, которую в Томске пока еще никто не видел).

- Новые работы, которые делались несколько лет - это слои краски, бумаги, это то, что постепенно «нарастало».  

Вот дом тоже слоями проявляется, что-то очистил и там за этим - новое. Мои работы тоже слоями делались: остаётся краска от другой картины и я накидываю ее на холст, потом еще и еще. Все это засыхает и стоит, может несколько месяцев стоять или год. Потом смотрю на это, смотрю и думаю. Еще накидываю, еще оставляю. Пока не увижу что-то проступающее в этих слоях - подсказку, что делать дальше. Оно само проявляется, нужно только не торопиться, дать этому время.

Сейчас я так же постепенно вижу новый мир, который очистился от каких-то ненужных слов, вещей, мыслей - как шелуха, и начинает проявляться что-то другое.

К строительным умениям и навыкам Николая Коробейникова добавился простой и эффективный прием: «Окна в подвале были закрыты прочной кирпичной кладкой. Пришлось помучиться, чтобы их расчистить. Отбойный молоток кладку не брал. Тогда сосед – старый татарин – показал любопытный способ. Сделал три отверстия, набил сухой горох, залил водой и заткнул дырки. Через сутки горох набух и разорвал кладку».

Когда вели «раскопки» в подвале, неожиданно начали находить стеклянные бутылочки. После первой находки работать стали осторожнее, хотя и гораздо медленнее. Зато теперь Татьяна может похвастаться целой коллекцией: «Есть аптечные пузырьки, есть с гербами – это духи. Бутылку из-под пива хотела жена Кляйна купить».

Справка:

В начале прошлого века дом 60 по Большой Королёвской улице (именем Максима Горького она стала называться в 1929г.) имел завидное расположение для деловых людей - мимо от Московского тракта двигались торговые и переселенческие обозы, рядом были рынок и баня, несколько бойких питейных заведений, да и река близко. В доме располагалась шорная мастерская Филиппа Андреевича Кротова.

At the Intersection of The Three Roads

Three sides of this house face three streets – Tatarskaya, Maksima Gorkogo, and Bazarny Lane. It also has entrances on three sides. The house isn’t that beautiful because its architecture isn’t special, and it isn’t adorned with elegant wood carving abundant in the Zaistok district. At the beginning of the past century, Filip Krotov’s saddler’s shop was situated here. The second floor belonged to the owners, and there were rooms for rent on the third floor. There was a large courtyard that served as stables and coach houses. Everything in this Krotov’s house was solid and practical, everything met certain needs of its owners and guests. The unimpressive in appearance yet remarkable house stands as a rock at the intersection of the three roads. All paths lead to it and then continue in different directions. 

Beauty alongside Dilapidation

Thus, the path of Nikolay and Tatyana Korobeinikov, two artists from Kemerovo, finished here in 1996.

Remembering their first impressions of the Zaistok district in the 90s, the artists say that everything around was dilapidated. Locals were afraid (some of them on the contrary hoped) that wooden houses would soon be demolished or burnt down and new houses built, and they’d be relocated into new flats with modern facilities. Therefore, most of them didn’t see any reason for investing their efforts and money in keeping “the wooden beauty”.

“Most of the people didn’t want to stay in wooden houses. We, on the contrary, sought a wooden house. It’s so amazing! We spent a lot of time and money on its renovation. We started from its “top” by insulating the porch (the son needed a separate room) and then “dug” into the basement,” - Nikolay laughs. “The family was growing. It happened so that whenever the next child needed a place, we could find it here.”   

Only a house gives a chance for constant discoveries. Living in a flat, you are limited by enclosed space, whereas a house is like an onion bulb – after peeling off a layer, you discover another one. Here, it’s possible to keep on constructing, remaking, and changing the space as you like.

“I sometimes think ‘enough of Tomsk, it’s the snuff-box town’[1],” – Tatyana confesses. “There is no normal artistic environment here compared to big cities, and we can sell paintings only for peanuts. Mostly foreigners and visitors from other cities buy our art. But for the house, we would leave Tomsk. It keeps us here. We’d feel sorry to abandon it. It seems that we live here only because of it.”  

Text: Olga Ostvald. Photo: Valentina Polovnikova