Девочка, которая умела мечтать

The Story of Alina Sokolova’s House 117 in Krasnoarmeyskaya Street 

(For English scroll down)

Переступая порог дома Алины Соколовой на Красноармейской, 117, невольно думаешь: «Господи, да как же тут жить?» Полы мыть, еду готовить, пыль вытирать? Нужные вещи находить среди мешанины предметов? Быт в этой трехкомнатной «деревяшке» явно непростой, хоть она и благоустроенная. А уходя, понимаешь — так и надо. Да пропади он пропадом, этот хваленый порядок. Давно мне не было так тепло и уютно как здесь, в этом странном жилище. Где телевизор — не центр квартиры (Его вообще нет). Где много книг. Где вместо шкафа — грубо сколоченный стеллаж, а «полочкой для цветов» служит огромный — метр в диаметре — необработанный спил гигантского тополя. Где глобус висит под потолком, а «ловец снов» не куплен в магазине, а сделан своими руками. Где самая заметная мебель — дореволюционный, кажется, комод и пра-пра-бабушкины сундуки. А на деревянный стул вообще страшно присесть. Не потому, что развалится, а… ну кто же садится на музейный экспонат?!

«Добила» меня большая черная собака София. (Когда-то спасенный из осиротевшего дворового помета щенок). В доме законное место Софии — на низком подоконнике. И не жарко, и двор просматривается, да и на улицу глазеть интересно.

«Все флаги в гости будут к нам…»

Усаженная в мягкое кресло, согретая чаем, разглядываю хозяйку. Об Алине Соколовой я уже знаю совершенно невероятные вещи. Она — сценарист детского сериала «Улица Сезам» и мультфильма «Лунтик». Пишет сценарии и для взрослого кино, но охотнее — для детей. Закончила ВГИК. Любит путешествовать. География фантастическая: Мавритания, Уганда, Гамбия, Турция, Грузия, Индия, Гонконг, Италия, Казахстан, Марокко, Сенегал, Украина, Вьетнам, Лондон. Три года назад, когда маме Алины Татьяне Евдокимовне исполнился 71, они вместе отправились автостопом в Китай. Когда в их маленькой семье появлялись деньги и предстояло решить: купить новую мебель или посмотреть новые страны? Выбор неизменно делался в пользу последних.

У Соколовой частенько останавливаются зарубежные гости (путешествующие с помощью «сайтов гостеприимства»). Люди, которых не пугают особенности быта в старом деревянном доме. Напротив, этим бродягам подавай аутентичное жилье сибирской провинции. Чтоб экзотика, ушат впечатлений, и было что рассказать друзьям по возвращении. Алина их прекрасно понимает — сама предпочитает путешествовать подобным образом.

Так что этот дом в разное время приютил испанца, иранку, китаянку, чилийца, финку, бельгийца, канадцев, американскую супружескую пару, слепого француза с собакой-поводырем. Все они теперь считают, что Россия — очень гостеприимная страна. Даже канадцы, которым повезло, не выходя на улицу, стать свидетелями уникального природного явления. Когда один из них заряжал сотовый, в открытую форточку влетела шаровая молния. Шарахнула прямо в розетку! На стене осталось обугленное пятно. На память.

Осада ВГИКа

Все эти сведения хотелось зацепить за какой-то крючок, отправную точку, понять — откуда такая девушка взялась?
В шесть лет Аля раскрасила в календаре нужный лист и написала: «День рождения великой писательницы Али Соколовой». Буква «р» еще повернута в неправильную левую сторону.

Воспитывала «великую писательницу» мама. Отец — человек легкий, для друзей «практически святой» за свое вопиющее бескорыстие, — не удержался в семье.

— У папы было две настоящие страсти — поэзия и футбол, — рассказывает Алина. — Он умел помогать другим, любил делать подарки, но к деньгам серьезно не относился. Однажды поехал калымить с нашим дальним родственником. Родственник вернулся с суммой, которой хватило на взнос за кооперативную квартиру. Папа взял друзей и отправился на чемпионат по футболу. Первое, что услышала мама, когда он вернулся: «Дай трешку — заплатить за такси!»

Родители развелись. На руках у Татьяны Соколовой остался старший сын-инвалид и маленькая Аля.

— Мама поддерживала меня во всем. Без колебаний, — продолжает Алина. — Говорила: «Что хорошо для тебя — хорошо для меня». В школе я некоторое время металась между математическим и гуманитарным направлением. Но в 9-м классе, прочитав «Мастера и Маргариту», поняла, что должна экранизировать эту книгу. А значит, поступить на режиссерский во ВГИК. Когда я, на голубом глазу, заявила об этом маме, она не стала меня отговаривать. Просто сказала: «А на какие же это шиши? Хочешь ехать — зарабатывай».

Надо понимать, что на дворе — тяжкий 1996-й. Брат Алины серьезно болен. Татьяна Евдокимовна последний год дорабатывает на манометровом заводе. Предприятие в кризисе. Женщина вынуждена подрабатывать уборщицей и посудомойкой. Алина устраивается курьером. (Как ни странно, в те годы разнос по фирмам рекламных газеток сравнительно хорошо оплачивался). После школы все-таки поступает в ТГУ, на отделение журналистики («Амбиции!») Но от своей идеи не отказывается:

— Закончив первый курс, я отправила на режиссерский свои творческие работы. Никакого ответа. После второго отправила их и на режиссерский, и в литинститут. Снова отказ. В университете перевелась с журналистики на филфак. После третьего курса изменила тактику: выслала документы не на режиссерский, а на сценарный факультет ВГИКа. Приняли! Правда, впоследствии оказалось, что перевестись на режиссерский нельзя (а план был именно таков). Пришлось выпускаться сценаристом…

В творческом поиске

И все время, пока училась, Алина работала, работала и работала.
— В Томске — курьером. В Москве — сперва на «Радио России» администратором на телефоне. Что делала? Психов отсеивала, которые в прямой эфир хотели прорваться. Песни заказчикам помогала выбирать. Но все это закончилось, когда я отказалась мыть чашки за своей начальницей. Объяснила: «Не входит в мои должностные обязанности». Все. На следующий день была уволена «по собственному желанию». Спорить не стала.

Потом были две собственные радиопередачи, сценарии для трех сезонов «Улицы Сезам» и другие интересные вещи.

Но настоящий творческий прорыв ждал Соколову не в Москве, а, как ни странно, в Томске:
— На четвертом курсе я приехала на каникулы домой и познакомилась у друзей со своим будущим соавтором. Наталия Степанова работала замдиректора по кадрам в крупной риэлторской фирме. Подружились. А через полгода, когда мне предложили поработать над сценарием сериала «Таксистка», состоялся наш «судьбоносный разговор». Наташа, скорее из любопытства, спросила про заказ. Я объяснила: нужны сюжеты для серий. Она немного подумала: «Ну, значит, так…» И с ходу предложила двенадцать свежих идей для «Таксистки»! У меня слезы из глаз брызнули, я поняла: это просто нефтяной фонтан. Талант, которому нельзя пропадать. С моими вгиковскими знаниями мы привели все это в удобочитаемую для редактора форму. Результат был ошеломляющий. С нами заключили договор на весь второй сезон. Так что на 5-м курсе я занималась «Таксисткой».

Алина считает, что у них с Натальей сложилась идеальная творческая пара и очень дорожит этим соавторством. Возможность работать в тандеме — одна из главных причин ее возвращения в Томск.

Шестое чувство

Но все это никак не объясняло, почему молодая женщина, вполне способная купить жилье в кирпичном многоквартирнике, остается в деревянном, перестроенном из бывшей конюшни, доме?

— Жила я и в обычных кирпичных домах. Поняла: холодные кивки соседей по площадке, молчание в лифте — это все не дня меня. А здесь складывается совершенно особый микромир. Квартир немного, все друг друга знают. Появится во дворе чужой — кто-нибудь обязательно скажет. Деревня! К тому же я не хочу, выходя на улицу, видеть вокруг спальный район. Эстетическая радость для меня очень важна. А здесь прогуливаю собаку — и любуюсь столетними красивейшими домами.

Сегодня трудно поверить, но Алина долго оставалась совершенно равнодушной к «столетним и красивейшим»:
— Помню, в году, кажется в 2006-м, у нас на Новособорной проходил небольшой пикет в защиту деревянной архитектуры. А я иду мимо — и ничего в душе не шелохнется, как и у большинства людей, наверное.

А потом я пару лет прожила в Питере, на Фонтанке. В настоящей коммуналке. Удивительное совпадение, но все восемь комнат занимали люди творческих профессий. По соседству жили два режиссера, три актера… Было страшно интересно читать, что происходило в этом доме раньше, какие были жильцы. Сидишь летом на подоконнике большого окна, смотришь на Фонтанку. А видишь блокадный Ленинград. И как замерзшие люди идут к реке, пытаясь добыть воду и не поскользнуться на льду. Слышишь, как бидоны звякают…

Вот тогда у меня любовь к истории и старой архитектуре проснулась. И не засыпает до сих пор. Не только к питерской. К томской, да и вообще к любой. Как будто появился новый орган чувств. Разглядываешь черно-белые фотографии нашего города — это же просто конфетка! И когда сегодня видишь, какие огрызки остались от прежнего Томска, даже от Томска моего детства, хочется к ним прижаться и сказать: «Не трогайте! Хотя бы это!..»

В мае я видела, как на нашей улице горел дом. Сначала услышала треск. Фейерверк? Но собака почему-то с окна не прыгает, а ведь боится пиротехники. Выглянула на улицу — а там уже столб огня к небесам!.. Теперь этот полусожженный дом заколочен, попал в программу восстановления «Дом за рубль». А раньше нельзя было начать беречь? Я уверена: если организовать волонтерское движение, найдется немало людей, которые бесплатно будут хотя бы наблюдать за домами, поставленными на консервацию. Проходя мимо, гуляя с собакой или с коляской, лишний раз внимательно посмотрят: не нарушена ли целостность? Не забрался ли кто? И сообщат по публично известному телефону. А пока мы продолжаем терять старинные дома. Дома и деревья. Во всем мире сохраняют, берегут. А мы вырубаем и жжем. И эти потери тем, кто имеет власть, распоряжается городскими деньгами, простить невозможно.

Если бы в Томске до революции была распространена не деревянная, а каменная архитектура, я бы точно также ее любила и берегла. Суть — не в материале, а в том, что то, что делали раньше, действительно было очень красивым. Таким, что хочется смотреть, фотографировать, знакомым показывать. Иногда я смотрю на современные здания — вроде и формы интересные, и что-то искал архитектор. Но… Почему-то не расплывается внутри чувство удовольствия от их созерцания.

Сокровища с помойки

Нежно-плавно, от деревянных стен, переходим к деревянной мебели. Она у Алины не наследственная, а благоприобретенная. Вернее — спасенная. Два сундука, шкаф, этажерка вынесены с помоек. А со стулом (ручная работа, завитушки, тайничок в спинке) вообще вышла интересная история.

— Гуляем мы как-то с собакой по Лермонтова, — вспоминает Алина. — Гляжу, мужик стул тащит — явно в направлении мусорки. «Куда, — спрашиваю, — вы такой стул несете?» «Да вот, сломался, спинка болтается. Выбросить». «Ну все, считайте, донесли до места. Я у вас его спасаю». Забираю. Дальше вместе пошли. Разговорились. Оказалось, этот стул еще его прадед делал. Всего таких было шесть. Остальные — в разных городах и странах. Иду назад, радуюсь, что у меня в руках такая козырная вещь, настоящий трон! И на Аптекарском мосту меня женщина окликает: «Постойте-ка! Где это вы такое сокровище раздобыли?» Пальчиком поскребла: «Очень, очень ценная вещь. Для тех, кто понимает, конечно. Настоящий дуб…»

Из рук Мастера

— Повезло так повезло! Я этот стул собиралась Владимиру Захарову показать, отреставрировать. Да вот, не успела…

(Владимир Захаров — директор театра «2+ Ку», изготовитель уникальных движущихся кукол из дерева. Трагически погиб при пожаре в своей мастерской. — Примечание автора).

— Мы же и дружили, и какое-то время работали вместе. Я, можно сказать, была его ученицей, — объясняет Алина.
— В 2008-м кризис сильно сказался на сценарном рынке. Заказов не было. И однажды, будучи в гостях у Володи, я сказала, что готова на любую работу. Хоть уборщицей. А он ответил: «Приходи делать кукол». Я пришла. Он каждый шаг объяснял — и про дерево, и про механизмы, и про электронику. Меня тогда восхитило, что можно совершенно иначе взглянуть на работу. Не с субъективной точки зрения «хорошо-плохо», «нравится — не нравится». Если ты все сделал правильно — куколка двигается. Если неправильно — нет. Это было такое облегчение: забыть об оценочных категориях. Первым моим произведением была Гусеница для детского кафе в Новосибирске. Вторым — говорящий Кирпич к юбилею Красноярского кирзавода. Третьим стала бабушка (копия той, которая в театре у Захарова продавала билеты). Ох, как я намаялась с ее руками!.. Захаров никак не хотел их принимать, говорил «обезьянья ладошка». Одна такая бракованная «ладошка» теперь лежит у меня на столе в качестве подставки под ручки. А еще Володя подарил мне набор инструментов — первые свои стамески. Поэтому при наличии времени и желания я всегда могу сделать какую-нибудь памятную штучку. Да и шкаф себе, пожалуй, тоже могу!

«А можно — не шкаф, не „штучки“ — размышляю про себя, покинув ее гостеприимный дом. — Ведь как интересно распоряжается судьба нашими желаниями. Мечтал человек снять „Мастера и Маргариту“. Профессию под свою мечту выбрал. А жизнь свела с другим Мастером, не книжным. Но совершенно сказочным. Про которого точно надо снять потрясающее кино…»

Alina Sokolova is an author of the script for the Sesame Street TV series for children and the cartoon called Luntik. She also writes scripts for feature films for grown-ups but prefers writing for children’s films. She is a graduate of VGIK (All-Russian State University of Cinematography). She likes traveling. The geography is impressive: Mauritania, Uganda, Gambia, Turkey, Georgia, India, Hongkong, Italy, Kazakhstan, Morocco, Senegal, Ukraine, Vietnam, London. Three years ago, when Alina’s mom Tatyana Yevdokimovna turned 71, they hitchhiked to China. Whenever their small family got money and had to decide whether to buy new furniture or see new countries, traveling was invariably their choice.

Sokolova often has foreign visitors who travel using couch surfing websites. These are people who are not afraid of the unusual ways of living in an old wooden house. On the contrary, these “vagabonds” crave for authentic accommodation in a Siberian province to try something exotic, get lots of impressions, and return to their friends with many stories. Alina understands them very well as she also prefers traveling this way.

Photo: Anastasiya Istomina. Text: Irina Astafyeva