Фотограф, влюбленный в Томск

House 35 in Kulyova Street

The Photographer in Love with Tomsk

(For English scroll down)

В архиве Михаила Дронова тысячи фотографий. В основном Томск - двадцати-тридцатилетней давности. Знакомый и близкий сердцу, где-то даже забытый и неожиданно открывающийся с новой стороны, с людьми или пустынный. Родной город, в котором фотограф знает практически каждую улочку и каждый дом. К сожалению, старые пленки не сохранились, а многие снимки были подарены и разошлись по альбомам друзей и коллег.  

По профессии Михаил геолог. За годы работы объехал множество далеких и уникальных мест  Томской области. Не понаслышке знает про тяжелый труд в сибирской тайге и болотах и зимой, и летом. Благодаря бесконечным вахтовым выездам, Дронов собрал целую серию фотографий под названием «УгрЪмые сибирские мужики».

Личная история влюбленного в город фотографа началась с коммунальной квартиры в деревянном доме:      

«Моя семья переехала в Томск из деревни Тургеневская в 1954 году. Мама перебралась в город с братьями и сестрами, а всех вместе их было семеро. Старшая сестра мамы, брат и отец прошли Великую отечественную войны. Все вернулись живыми, правда, с ранениями. Сестра мамы,  тетя Люба, дошла до Праги, мой  дядя Коля  был ранен под Курском, дед Иван вернулся с Северного флота в  сентябре 1946 — когда уже и не ждали! 

В Томске мама (Татьяна Ивановна Дронова, 1932 года рождения) устроилась на завод режущих инструментов. Ей дали коммунальную квартиру с общей кухней на Кулева,35, где мы и прожили до моего совершеннолетия. В нашем доме было два входа, на каждом этаже еще по два входа, всего 8 квартир. Горячей воды у нас не было, только холодная. В то время стояли “титаны”. Мы растапливали их дровами и грели воду. Ванная комната общая, на две семьи, и возможность помыться, конечно, была по очереди. И туалет у нас был, такой с окошечком. Все маленькое, узенькое, и кухонька - тоже. Зато соседи все друг друга знали, все ходили в гости. Поначалу было так, что холодильник даже был один чуть ли не на всех. Телевизоров в 60-е было мало. У нас он появился только в начале 70-х, а так мы ходили к соседям смотреть.

Дом наш был офицерский. Раньше там были красные казармы. Аналогичные казармы есть на «шариках». А в деревянных домах жили офицеры. В нашем дворе мы знали всех. Не только из своего дома, но и из соседних. Все праздники вместе проводили. Провожали в армию всем двором. И хоронили – тоже все вместе. Телефонов тогда не было. Сходишь, постучишься, спросишь, когда можно прийти, потом приходишь в назначенное время. 

Детей во дворе было очень много. Играли все вместе, из двух наших, деревянных, и двух кирпичных домов, бесконечно носились толпами. Свободное пацанское детство. Это сейчас детей в 4-5 лет на улицу не выпускают, а мы, как только начинали ходить, все уже были во дворе. Однажды мы на чердаке нашли трубу от духового инструмента. Она точно была дореволюционная. Столько было всякого барахла, патефоны, люстры, а мы же ничего не понимали тогда, никакой ценности всего этого.

Я еще помню Лагерный сад, где были обрывы. Мы на веревках прыгали оттуда. При мне строили мемориал погибшим в Великой отечественной войне. Рядом стоит 3-я Горбольница, и мы знали только одно, где там находится травмпункт. Порезы и переломы для нас было обычное дело. Сам я регулярно ломал руки. Был у меня сосед Сашка Степанов, он был немного младше, лет пяти-шести. Так он как-то нашел в Лагерном саду гранату лимонку. Он взял какой-то штырь и начал ее ковырять. Зачем? И она у него в руках взорвалась. Оторвало руку. Ему сделали протез. Так, как он рос, ему это протез регулярно меняли. И у нас у всех во дворе были дополнительные руки. 

Помню, как в Томске запустили первый троллейбус. Это был маршрут №1 от Лагерного сада до площади Ленина. Трамвай №4 у нас ходил по улице Советская, сворачивал на Нахимова и отправлялся на площадь Южная, а потом все рельсы убрали. В те времена и Коммунального моста не было, мы ездили на картошку через понтонный.

Я помню брошенную Воскресенскую церковь. Мы туда все время лазали. На стенах ангелы, а вокруг разруха, бутылки разбросаны. И костел брошенный помню. Мы с мальчишками ходили к нему, искали выходы на Лагерный сад. В детстве мы все время хотели найти томские трущобы. Дядя мой (работал в Штаммовском институте) однажды сказал, что один вход знает. Он находится под котельной рядом с Воскресенской горой. Он привел меня к этой котельной, но туда вход был закрыт. Так мой интерес немного угас. 

Прошло с тех пор много лет, года два назад проходил я в районе Пирогова, 15, рядом стоит деревянный домик, и его начали реставрировать. Подошел к работягам и спросил: “Есть ли тут чего интересного?” Один из рабочих рассказал: “Сегодня вскрыли подвал и освободили от мусора. Разобрали какую-то хлипкую стену, а там открылся каменный туннель, ведущий куда-то под землю. Мы пошли посмотреть. Он ведет куда-то в соседний дом”. Я спросил: “И что делать-то будете?” Он ответил: “Да ничего, всем сказали, но им по барабану, сейчас замуруем - и все”. 

В детстве в нашей округе был один-единственный человек, который по лотерейному билету выиграл «Волгу». Машин-то ни у кого не было. Он сразу построил гараж, ему дали место. А мы ходили всем двором, смотрели. В то время все играли в лотерею. Мама моя выиграла ковер. Вот он, лежит тут. 

По соседству стоял профессорский дом. Там жила всякая элита. И там один раз встретил маленького пацаненка. И спрашиваю: “А ты чего здесь ходишь?” “Я здесь живу”, - отвечает. Я ему: “Мы тут местные, самые главные, можем и побить, если что. А ты кто такой?” А он гордо отвечает: “Я - Лигачев!” Может быть, это был сын или внук Лигачевых. Он как раз в Томск в это время приехал. Так что у меня были все шансы его побить, но я был не драчун, поэтому ничего и не случилось. 

В начале 70-х мы часто ходили в кинотеатры. Помню, я тогда был в первом или втором классе, и морозы под сорок. В школу не ходили в такой холод. Мы пешком добирались с улицы Кулева до кинотеатра «Пионер» (сейчас это «Аэлита»). Рядом с этим зданием в центре все время стоял наш знаменитый милиционер дядя Коля. У него было такое красное лицо, и он на нас все время свистел. И вот (сколько лет прошло с тех пор!)  - ко мне приходит дядя Коля. Я его фотографирую. Он у меня был за год до своей смерти. 

Моим первым фотоаппаратом был широкопленочный «Этюд», мне его подарили еще в третьем классе, но большого увлечения не случилось. А вот в 1978-79 годах фотография меня зацепила. Летом после 8 класса я отправился на завод режущих инструментов, проработал там месяца два. И, заработав денег, я купил себе “Смену 8-М”, фотоувеличитель, баки, пленку, полностью погрузился в фотографию. В то время я все снимал, и город, и людей. 

Когда фотографируешь Томск, представляешь, что в этом месте были люди и 50 лет назад, и 100, и 200, их фантомные образы где-то же ходят еще. Представляешь, что это первые казаки, которые пришли на Воскресенскую гору. И весь этот поток идет через нас. История! Хочется сказать - остановитесь, не бегите и что-то увидите. Недавно я нашел свои кинопленки, которые снимал в 1985 году. У меня там есть Томск, демонстрации на первое мая и на 7 ноября. Это просто сказка...»

There are thousands of pictures in Mikhail Dronov’s archive. Most of them show how Tomsk looked twenty-thirty years ago: it is familiar and close to heart, somehow forgotten and unexpectedly discovered from new angles, filled with people and deserted. The beloved city where the photographer knows virtually every street and every house. 

Mikhail is a geologist by profession. Over the years, he traveled through many remote and unique places in Tomsk oblast.  He has first-hand experience of hard work in Siberian taiga and swamps, both in winter and summer. Thanks to his multiple tours, Dronov collected the series of photographs, which he named “Morose Siberian Men.”

The personal story of the photographer in love with the city started from the communal flat in a wooden house:

“My family moved to Tomsk from Turgenevskaya village in 1954. Mom came to the city with brothers and sisters – they were seven altogether. Mom’s older sister, brother, and father participated in the Great Patriotic War. All of them came back alive, however, wounded. Mom’s sister, aunt Lyuba, reached Prague. My uncle Kolya was wounded near Kursk. My grandfather Ivan returned after serving in the Northern Fleet in September 1946, when everyone had already lost hope!         

“Our house was for officers. Before, there were “red” caserns there. You can find similar caserns in “shariki” district located near the ball-bearing factory. Officers lived in wooden houses. We used to know everyone in our courtyard – not only from our house but also from the neighboring ones. We got together to celebrate all holidays, send off to the army, and bury too. There were no telephones. We used to come, knock on the door asking when it was ok to come, and then came at the said time.  

“I remember the abandoned Voskresenskaya Church. We used to get in there. There were angels on its walls, and everything around was in disorder – broken bottles, etc. And I remember the abandoned Polish Catholic church. I went there with other boys to find exits to Lagerny Garden. While being children, we always wanted to find Tomsk slums. My uncle who worked in “Shtam’s” Institute once said that he knew about one entrance leading there. It was under the boiler house, but it was forbidden to enter it. My interest faded away a bit.

“Many years passed since then. And two years ago, I walked near house 15 in Pirogova Street. There was a little wooden house standing next to it, and its renovation had started. I approached the workers and asked, “Is there anything interesting here?” One worker told me, “Today, we opened the cellar and removed the garbage. After dismantling a flimsy wall, we discovered a stone tunnel that leads somewhere underground. We decided to check it out. It leads somewhere into the neighboring house.” I asked, “And what are you going to do?” He replied, “Well, nothing. We told about this to everyone, but they don’t care. We’ll brick it up, and that’s it.”

Text: Asya Vostrikova

Photo: Mikhail Dronov