Мой дом – памятник

House 6 in Tatarskaya Street 

My House is a Monument

(For English scroll down)

След Юровского

К этому двухэтажному богато декорированному купеческому дому на Татарской, 6 прочно приклеился ярлык «Дом Юровского». Никто не повесит на фасад табличку: «Здесь жил Яков Юровский, расстрелявший в 1918 году семью последнего российского императора Николая II». 

Однако известно: томский мещанин, удачливый коммерсант, член РСДРП и революционер Я.М.Юровский действительно связан с этим зданием.

В апреле 1912 года в его квартире на Татарской, 6 жандармами был произведен обыск. Найдены оружие, фальшивые документы, переписка – весьма любопытная для охранного отделения. Было установлено, что хозяин укрывал беглых ссыльных из Нарыма, оказывал им материальную помощь. Этого оказалось достаточно для его высылки в Екатеринбург. 

Далее революционная карьера стремительно шла по нарастающей. В марте 1917-го Юровский – депутат Екатеринбургского Совета рабочих и солдат; в октябре – председатель Следственного комитета Уральского ревтрибунала, входит в состав ЧК; в июле 1918-го становится комендантом «Дома особого назначения», в котором содержится царская семья. 

В ночь с 17 на 18 июля участвует в ее расстреле. 

Сегодня взрослые приходят на Татарскую, 6 с экскурсиями, а у детей к фигуре цареубийцы свой интерес. Жительница дома Елена Макарова вспоминает, как ее сыновья мальчишками пытались найти в своей квартире тайник. Кричали: «Яшка, Яшка, выходи!» Обшарили все, что можно в поисках нагана или хотя бы царских денег. 

Сама Елена Антониновна – филолог, преподаватель ТГУ – о Якове Юровском говорит сдержанно: 

- Что – Юровский? Обыкновенный еврейский сынок. Томские легенды, связанные с его именем, большей частью не доказаны. Да, в 12-м году его взяли, и чуть ли не в нашей квартире. Но свой дом я с ним никак не ассоциирую. Столько лет прошло, столько событий. Не до Юровского было! 

Старая и новая истории 

С 30-х годов ХХ века начинается новый этап истории дома на Татарской,6: он переходит в ведение Томского автодорожного техникума. В 1937-м в четырех квартирах на первом-втором этажах селят семьи преподавателей. Здесь проживают директора автодорожного техникума Михаил Смокотин и Иосиф Яворский, завуч Алексей Пичугин, преподаватель Дмитрий Авдошин. Их непосредственными соседями становятся их же ученики – подвал отведен под студенческие комнаты.

(Впоследствии, когда техникум переехал в новый учебный корпус с пятиэтажным общежитием, студентов сменили работники техникума. Подвал заняли уборщицы, сантехники и другой обслуживающий персонал).  

- В этом доме жили четыре поколения нашей семьи, родились мои дети, - рассказывает внучка Алексея Пичугина Елена Макарова.

Этой вазе, наверное, больше ста лет. Точнее может сказать только оценщик. Вещь принадлежала семье моей бабушки, а она родилась в 1907-м году.  

- Моя бабушка – Софья Яковлевна, происходит из «полудворянской» семьи. От нее мне достались старинные вещи: зеркало в резной оправе, которому уже больше ста лет; фарфоровая ваза в форме яйца – ровесница зеркала, а, возможно, и старше. Я до сих пор пользуюсь серебряными ложечками с бабушкиной монограммой.  Храню ее медальон с портретом моего прадедушки и колечко с драгоценными камнями. 

«Вот, Леночка, - говорила бабушка, - я умру – оно тебе останется». А я, дурочка семилетняя, попросила: «А вдруг ты его снять не успеешь? Ты, когда умирать будешь – быстренько сними, а потом умирай!» Теперь я  это колечко уже не ношу – маленькое стало. Лежит вместе с медальоном.

К сожалению, громоздкие вещи со временем пришлось продать. Дедушкин стол, например, который один занимал половину комнаты, забрал Владимир Суздальский, директор магазина «Букинист». 

«Наполовину молдаванка»

Елена Антониновна  живет на Татарской, 6 уже более сорока лет. Вернулась сюда из Молдавии после двадцатилетнего отсутствия. 

- Мой отец – Антонин Петрович - молдаванин, из семьи репрессированных. Ему было пятнадцать, он учился в престижном лицее, когда его семью в одночасье выслали в Сибирь. Только за то, что у них было две коровы! Выкинули в лесу, половина родни умерла. Отца спасла старшая сестра. Жив остался только благодаря ей. 

Вырос, поступил в Томский пединститут. Хотел поступить на филологический факультет – не дали («неподходящая» биография), очно приняли только на физкультурный. Пришлось учиться на филфаке заочно. Благодаря своим творческим способностям стал режиссером студенческого театра. А моя мама – Ангелина Алексеевна, студентка филфака – была у него любимой артисткой! 

В 1953 году молодые люди поженились. Жить стали у Ангелины, на Татарской. Здесь родился их первенец – Сергей,  а спустя  два с половиной года  - дочь Елена.

-  Шел 1957-й, мне было восемь месяцев, когда у отца появилась возможность вернуться на родину. Для него, молдаванина, даже не возникало вопроса: уезжать или нет. Семья собралась и покинула Томск почти на двадцать лет. Дедушка и бабушка приезжали к нам в Молдавию. Мы ездили к ним в гости. И все эти годы я слышала восторженные рассказы про Томск, педагогический институт, университет. В конце концов, стала мечтать, что учиться филологии буду только в ТГУ. 

И вот – вернулась.

Сегодня «наполовину молдаванка» Елена Макарова  преподаватель литературы  в Томском госуниверситете и хозяйка квартиры в легендарном доме. 

«Полублагоустройство»

В последнее время она начала привыкать к вниманию историков, защитников деревянной архитектуры, журналистов и обычных любопытствующих граждан.  

Для повышенного интереса есть несколько причин. Во-первых, построенный в конце  XIX века, купеческий дом по-прежнему прекрасен. Несмотря на возраст, он не старый, а благородно-старинный. При некотором воображении несложно представить, как жили в нем люди сто с лишним лет назад. 

В квартире Елены Антониновны хорошо сохранилась печь-голландка, в свое время  отапливающая комнату и кухню.

- Я еще помню, - улыбается Макарова, - как дед топил ее углем. Наверное, я и сегодня могла бы растопить эту печь, но, боюсь, дело кончится пожаром… Местные художники даже приходили рисовать печную заслонку. Она была цветной, когда-то на ней был изображен чукча на санях. 

Цветными были и лепные украшения в виде фруктов на потолке в комнате и кухне. 

- К сожалению, лепнина из пресс-папье уцелела только на кухне. В комнате обвалилась, когда протекла крыша. Не спасли, а сколько уж ей лет было! 

Родными остаются в квартире и окна. Двойные деревянные рамы не сменил новомодный пластик, хотя возни с ними немало: 

- В моей небольшой квартире восемь окон. Пять – в комнате, и каждое величиной с дверной проем. Конечно, замечательно, что комната буквально пронизана светом. Но если убрать шторы, оказываешься в настоящем аквариуме. Поэтому одно окно пришлось наглухо замуровать, а другое постоянно держать  зашторенным.

Было проще, когда перед домом росли прекрасные старые березы и липы. Кстати, кроме эстетической, деревья выполняли еще и утилитарную функцию: защищали дом от пыли и грязи, летящей с дороги. Но когда прокладывали теплотрассу, их вырубили, пространство осталось пустым… Я с опозданием узнала, что организация, которая снесла деревья, должна была высадить новые за свой счет. Обратилась в ландшафтную комиссию. Получила ответ, достойный пера Салтыкова-Щедрина. Смысл следующий: эти березы и липы никто не сажал, они выросли самостоятельно. Значит, и восстанавливать их никто не обязан. Город, так и быть, высадит на Татарской, 6 кустарники – в 2021 году.

У деревянного дома имеются  и другие специфические особенности. Официально он числится «полублагоустроенным». Есть отопление (проведенное самими жильцами), вода, а слива нет. И тут уж каждый выкручивается, как может. «Разные конструкции придумываем», - уклончиво объясняет Елена Антониновна. В ее квартире «конструкции» позволяют пользоваться душевой кабиной и стиральной машиной. Туалет внутри дома, в коридоре. Облагороженный современными материалами, смотрится не хуже, чем в благоустроенной квартире, но зимой там очень холодно, и трубы могут перемерзнуть. 

Через это небольшое отверстие  блюда из купеческой кухни доставлялись грузовым лифтом на верхние, «господские» этажи. Сегодня никакого, даже сломанного лифта здесь нет. Возле «шахты» стоит хозяйственный инвентарь, который всегда должен быть под рукой в деревянном доме: «Возвращаюсь я, например, с лекции о Достоевском. Зимой. И первое, что делаю – беру в руки лопату, метлу и чищу свое крыльцо. Потому что любой снег заметает его «с головой». В благоустроенном доме мне все это в принципе было неведомо: я просыпалась по утрам под шорох метлы дворника».  

Проблем – от подвала до крыши

Вторая причина, по которой дом регулярно привлекает внимание общественности, кроется в том, что он как бы… ничей. Вроде пустого места на карте. Несмотря на то, что является памятником архитектуры регионального значения. 

В 2010-м Томский автодорожный техникум, которому дом принадлежал без малого восемьдесят лет, снял его с баланса. Жильцам предложили выбор: либо приватизировать квартиры, либо переезжать в общежитие. Так все четыре семьи превратились в собственников.

На внутренней, выходящей во двор, стороне дома есть балкон. Широкий, уютный,  с двумя входами и хорошим обзором.  Наверное, когда-то здесь любил пить чай купец – первый владелец дома.  

Оно вроде бы и неплохо: свой дом, родовое гнездо… Вот только если находишься под крылом какой-нибудь УК. А ни одна управляющая компания брать Татарскую, 6, не хотела: себе дороже.

Дом-то проблемный – от подвала до крыши. И капитального ремонта в нем не делали, и систему отопления не меняли 25 лет. 

С подвалом приключилась неприятная история. В нем жили сначала студенты, а впоследствии  - служащие техникума, пока в 1980-м году Егор Кузьмич Лигачев не издал распоряжение все подвалы расселить. Указание главы области было выполнено. Но чтобы в «цокольном этаже» на Татарской, 6, вновь не появились обитатели, рабочие сделали его абсолютно непригодным для жилья: сломали полы и печи. Это привело к тому, что весь дом стал оседать, по стенам поползли трещины. Подвал затапливало, отсырели и начали подгнивать перекрытия.

- Дом дал огромную усадку. Есть фотографии, на которых хорошо видны окна цокольного этажа, а сейчас они все буквально вросли в землю. Дом «повело» и теперь жильцам невозможно поставить новые окна или  двери. Я не смогу, например, выставить оконные рамы, привести их в порядок – вымыть, покрасить – и вставить обратно. Стекла полетят! 

Когда я стала владелицей этой квартиры, то должна была сходить в отдел по сохранению памятников деревянного зодчества, дать расписку, что не сожгу свой дом, не затоплю… Никаких ответных обязательств власть на себя не взяла. Муниципалитет не помог ни разу, даже когда ураганом повредило крышу. Мы – собственники квартир, и хотя живем в «памятнике регионального значения» должны решать все его проблемы за свой счет. Впрочем, в 2014-м году нам пообещали сделать капитальный ремонт. В 2040-м! Подождем еще двадцать лет, посмотрим, кто здесь останется и что здесь будет.

Чтобы привести в порядок старинное крыльцо, Елене Макаровой пришлось взять кредит в 40 тысяч. Косметический ремонт квартиры тоже выполнен «в кредит» и обошелся в 200 тысяч рублей. Для преподавателя вуза это серьезная сумма.  «Разговаривала с остальными жильцами, - добавляет Елена Антониновна, - видимо, нам и на протекающую крышу придется сбрасываться. А это минимум – 300 тысяч. Снова нужно залезть в кредит…

У мамы был трудный период, когда она подумывала продать эту квартиру. Но ей объяснили: максимум, что она сможет выручить за нее – деньги для покупки гостинки где-нибудь на Черемошниках. А здесь все-таки центр города. И мама решила остаться на Татарской. 

 В последнее время деревянные дома стали цениться – в них  открывают гостиницы и кафе, даже приобретают под жилье. И нам такие предложения поступали. Не скажу, чтобы очередь из желающих стояла, в Томске миллионеров немного, не тот город. Но интересовались. Только я не хочу оставлять этот дом. Я могу переехать в благоустроенное жилье, в «железобетонную конструкцию», но это совсем не то. Здесь, среди настоящего дерева, дышится иначе, легче. И атмосфера совсем другая. 

Во дворе на Татарской, 6, жительница дома Галина Чернышева вырастила настоящий «ботанический сад». Когда-то это пространство занимал гараж. Теперь на его месте растет голубая ель, дуб, декоративная береза, кустарники. Есть даже крохотный пруд, в котором летом цветут лилии. Сад охраняют две собаки. Возле будки растут деревья-бонсай – сосна и  лиственница. Они тоже произведения  Галины Анатольевны, созданные умелой подрезкой и подвязкой ветвей. Чуть в стороне разбита розовая клумба: даже в конце октября заметно, что крупные бордовые цветы «держались» до самых холодов. Удивительно, но автор этого зеленого уголка – не ботаник, не ландшафтный дизайнер, а ведущий сотрудник Томского института фармакологии.  

Yurovsky’s Trace

Everybody calls this two-story richly decorated merchant’s house number 6 in Tatarskaya Street Yurovsky’s House. Nobody would hang a sign plate on its façade that read “Yakov Yurovsky who shot the family of the last Russian emperor Nicolas II in 1918 lived here.”

However, it is common knowledge that Yakov Yurovsky – the bourgeois from Tomsk who was a lucky businessman, a member of the Russian Social-Democratic Party, and a revolutionary – had an actual connection to this building.

In April 1912, gendarmes raided his apartment in house 6 in Tatarskaya Street. They found weapons, forged documents, and correspondence that was quite interesting for the Secret Police Department. This helped find out that the host harbored some exiled persons who escaped from Narym and offered them financial support. This was enough to send him into exile to Yekaterinburg.

In March 1917, Yurovsky became a deputy of the Yekaterinburg Soviet of Workers and Soldiers. In October, he became a chairman of the Investigation Committee of the Ural Revolutionary Tribunal and a member of the Cheka (All-Russian Extraordinary Commission for Combating Counter-Revolution, Speculation, and Sabotage). In July 1918, he was already a commandant of “The House of a Special Purpose” where the Tzar’s family was held.

He participated in the execution by shooting on the night of July 17 to July 18.

Elena Makarova who lives in this house remembers how her small sons tried to find a cache in their flat. They shouted, “Yashka, Yashka, come out!” They searched everything they could to find a Nagant revolver or at least tsarist money.

Philologist and lecturer in Tomsk State University Elena Makarova seems very contained while speaking about Yakov Yurovsky: “What? Yurovsky? An ordinary Jewish sonny boy. The Tomsk legends connected to his name are mostly unproven. Yes, he was arrested in 1912, and maybe this happened even in our flat. But I don’t associate my house with him. So many years passed, so many events happened, and there were other things to worry about, not only Yurovsky!

“Four generations of our family lived in this house. My children were born here,” – tells Elena Makarova, granddaughter of Aleksey Pichugin. “My grandmother Sofya descends from a so-called half-noble family. I got some vintage things from her: for instance, the mirror in a carved frame which is more than a hundred years old and the porcelain egg-shaped vase that is as old as the mirror or maybe even older. I still use silver spoons with the grandma’s monogram. I also keep her locket with the portrait of my great grandfather and the ring with precious stones.  

Text: Irina Astafyeva. Photo: Anastasiya Istomina